ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства)
Документальный фильм «Звезда бессмыслицы. ОБЭРИУты» (2016) 4 серии
Телеканал «Культура». Авторская программа Михаила Левитина
Исследованием творчества писателей и поэтов, входивших в кружок ОБЕРИУтов, Михаил Левитин занимается всю жизнь. В цикле, опираясь на свои многолетние исследования, автор рассказывает о четырех ключевых фигурах, о четырех писателях, об их творчестве, о людях, которые их окружали и, главное, о феномене, который вошел в мировую литературу под именем ОБЭРИУ. Это Даниил Хармс, Николай Олейников, Николай Заболоцкий, Александр Введенский, творившие в 1920-е — 1930-е годы в СССР. В каждой серии автор рассказывает об их поэзии, философии, о судьбе. О том, что объединяло, сплачивало и что делало этих писателей непохожими на других.
Серия 1. В широких шляпах, длинных пиджаках
Серия 2. С тетрадями своих стихотворений
Серия 3. Давным-давно рассыпались вы в прах
Серия 4. Как ветки облетевшие сирени
В программе использованы фрагменты спектаклей Московского театра «Эрмитаж» и Омского академического театра драмы (постановка Михаила Левитина): «Кругом возможно бог» (1994), «Белая овца» (2005), «про елку у Ивановых» (1996). Показаны отрывки фильмов: «Кружева», режиссер С. Юткевич (1928), «Горизонт», режиссер Л. Кулешов (1932), «Частная жизнь Петра Виноградова», режиссер А. Мачерет (1934), «Петербург. Вымышленный и реальный», режиссер А. Кривонос (2004).
***
ОБЭРИУ
ОБЭРИУ — группа писателей и деятелей культуры, существовавшая в 1927 — начале 1930-х годах в Ленинграде. В группу входили Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Константин Вагинов, Юрий Владимиров, Игорь Бахтерев, Дойвбер (Борис Михайлович) Левин.
ОБЭРИУты декларировали отказ от традиционных форм искусства, необходимость обновления методов изображения действительности, культивировали гротеск, алогизм, поэтику абсурда.
К обэриутам были близки поэт Николай Олейников, филолог Николай Харджиев, писатель Евгений Шварц, философы Яков Друскин и Леонид Липавский, а также художники Казимир Малевич, Павел Мансуров, Владимир Стерлигов, Павел Филонов и члены его коллектива МАИ, художницы Татьяна Глебова и Алиса Порет.
Философия
Обэриуты в своем манифесте заявили: «Кто мы? И почему мы?.. Мы — поэты нового мироощущения и нового искусства… В своём творчестве мы расширяем и углубляем смысл предмета и слова, но никак не разрушаем его. Конкретный предмет, очищенный от литературной и обиходной шелухи, делается достоянием искусства. В поэзии — столкновение словесных смыслов выражает этот предмет с точностью механики». Основные способы построения текста — языковые и речевые аномалии, орфографические ошибки, «пятое значение», опровергание собственных слов, фрагментарность, отсутствие логики и другие.
Обэриуты утверждали, что наряду с существующими четырьмя значениями предмета (начертательным, эмоциональным, целевым и эстетическим), которые закрепляют отношения между человеком и предметом, необходимо ввести «пятое значение», которое определяется самим фактом существования предмета и обеспечивает ему полную свободу, освобождая от условных связей. То есть слово рассматривается как предмет, а предмет — как слово (например, «за кончик буквы взяв, я поднимаю слово шкаф»).
Важнейшим принципом в поэтике обэриутов является релятивность. Этот принцип состоит в том, что когда последующий фрагмент текста опровергает предыдущий, опровергаемый элемент из текста не изымается. В качестве примера можно привести начало рассказа Хармса «Четвероногая ворона»: «У вороны, собственно говоря, было пять ног, но об этом говорить не стоит». Существуют даже целые рассказы, построенные на этом принципе, например, рассказ Хармса «Голубая тетрадь № 10». Рассказ начинается так: «Был один рыжий человек…». Затем мы узнаем, что у этого человека не было волос, ушей, рта и внутренностей. Рассказ заканчивается словами: «Ничего не было! Так что непонятно, о ком идет речь. Уж лучше мы о нем не будем говорить».
Как пишет в своей статье «Чинари-обэриуты» поэт и культуролог, исследователь русской поэзии Алексей Машевский:
«Творчество чинарей-обэриутов вовсе не носило характера "игры в бессмыслицу", "в заумь", как это было принято считать еще совсем недавно. Их волновали глубокие экзистенциальные вопросы: отношение к времени, к смерти, к возможности высказывания, к самому языку, его приспособленности для описания мира».
Эти проблемы нашли отражение в работах философа-экзистенциалиста Якова Друскина. В основе его творчества лежит взгляд на мир, на человека как на воплощенное противоречие: соединение, отождествление в принципе нетождественных начал. Опираясь, в частности, на открытия феноменологии Гуссерля, он формулирует ряд нерационализируемых парадоксов, лежащих в основе бытия.
Творчество
Литературные эксперименты писателей-обэриутов, разные по своему подходу, сходны столкновением элементов традиционной литературной формы с неожиданным алогизмом, возникновением в тексте некоторого отклонения, создающего брешь в стереотипе восприятия, позволяющую взглянуть на реальность «сквозь» нее, разрушить предзаданный образ восприятия («гештальт»), что вынуждает включить сознание в вынужденную работу по восстановлению смысловой целостности картины. Это отклонение перекликается с еще одним принципом философии Друскина — «небольшой погрешности в некотором равновесии».
Поэзия Александра Введенского построена на основе работы с самой структурой языка. Он задействует привычные размеры (Пушкинские, Державинские), лексику, знакомые логические и речевые структуры, узнаваемые аллюзии, традиционные элементы формы, формирующие для читателя некое внешнее звучащее окружение, и в то же время не дает состояться окончательному смысловому выражению, постоянно сбивая его столкновением в чем-то близких, но совершенно не предусмотреных языком понятий, слов, на зазоре между которыми и рождается некий ощущаемый, но, как правило, неформулируемый, смысл.
Ранняя поэзия Николая Заболоцкого в чем-то схожа с поэзией Введенского, а именно — экспериментами в лексической и семантической области языка. Также, опираясь на поэтический контекст, в частности, на одическую традицию XVIII века, поэт одновременно обновляет её, внося совершенно не предусмотренные традицией лексические, сюжетные и прочие ходы. Однако, в отличие от поэзии Введенского, у него внутренние лексические столкновения все же нацелены на формулирование некоторой законченной, хотя и неожиданной, мысли или образа.
Для поэзии Заболоцкого характерно близкое к поэзии Олейникова задействование тем и образов, связанных с природой, животными, и, в особенности, с насекомыми. Однако это происходит с совершенно другой позиции, не создания метафорического образа, а реального, личного отношения.
Поэзия Николая Олейникова воспринимается многими как пародия, сатира в духе Козьмы Пруткова. Однако эта сатира, эти условные бытовые маски, этот «галантерейный» язык — лишь бутафория, сквозь которую внезапно проступает живая интонация самого поэта, и в такие моменты оживления бытовой ситуации своим собственным присутствием, то, что казалось нелепым и смешным со стороны вдруг становится безвыходным, трагическим и даже страшным.
Одна из основных тем Николая Олейникова — тема, заявленная в стихотворении «Таракан». Эта тема — существа, живущего в обессмысленном мире и гибнущего в процессе каких-то бессмысленных экспериментов, существа вполне ничтожного, но по своей способности переживать трагичность собственной жизни уравненного героям «высоких» трагедий — удивительным образом перекликается с творчеством Франца Кафки.
Творчество Даниила Хармса имеет много общего с творчеством других обэриутов. Помимо семантической бессмыслицы Хармс использует и «заумь», конструируя новые слова. В целом его поэзия близка поэзии Введенского, Заболоцкого, Вагинова. Главное, все же, на чём сосредотачивается автор в своем творчестве — бытовые детали, его бессмыслица чаще носит ситуативный характер. Наиболее явно это в его прозаических произведениях.
В своем прозаическом творчестве Хармс — скорее разоблачитель сложившихся систем, жанров, вскрывающий абсурд ситуации или привычной литературной формы.
***
Книга «Сборище друзей, оставленных судьбою»: «Чинари» в текстах, документах и исследованиях: в 2 томах
Двухтомник включает значительную часть «взрослого» творческого наследия А. Введенского, Д. Хармса и Н. Олейникова (стихотворения, прозу, драматические произведения, философские трактаты и эссе); «Разговоры» Л. Липавского — запись бесед «чинарей» в 1933–1934 гг.; эссе и философские сочинения Л. Липавского и Я. Друскина; дневники и переписку «чинарей»; материалы следственных дел Д. Хармса и А. Введенского.